Попадаются художники, которые всю жизнь рисуют один сюжет. Или одного и того же персонажа в разных обстоятельствах. Почему-то к этому очень склонны поляки. Два столпа польской живописи — Матейко и Мальчевский — вписывали себя в самых разных видах и в самые разные сцены. Матейко, специализировавшийся на монументальной живописи, остался на каждом своем эпическом полотне. А на многих — по нескольку раз.
К сериям склонен был и Врубель, этнический поляк. Наверное, в повторении есть что-то польское. Или в польском — что-то повторяющееся . Но королем повторений был символист Яцек Мальчевский. Как и положено символисту, его картины наполнены ограниченным числом образов, кочующих из картины в картину. Кочуют они, конечно, не как штампы, а меняются, развиваются, живут. Это очень ценное качество: благодаря нему мы можем посмотреть на восприятие одного и того же понятия в разное время. С оговорками, что сама идея о восприятии в разное время — навязанный стереотип мысли.
Очень любил рисовать Мальчевский Танатоса. Такого ангела нет, но в католичестве, склонном к некоторому примитивному анимизму, у Смерти просто обязан быть свой, персональный ангел. Им и является Танатос, что по-гречески и означает «смерть». Танатос встречается у Яцека раз двадцать. Две картины, написанные, когда художнику было 55 лет и 67 лет, особо примечательны тем, что с одной стороны, между ними прошло достаточно большое время, с другой — что построение картин идентично. Мужчина стоит на коленях перед Танатосом, руки скрещены на груди. Танатос отбирает жизнь. У Смерти на обеих картинах лицо и тело не ангела, а женщины. Танатос в таком образе и есть Femme fatale, в неиспорченном жоппосевом смысле.
Сравнивать эти две картины — изрядное удовольствие, но мне бы хотелось предупредить от простых и легких выводов и предположений, способных испортить игру. Искусствоведы в виде старушек с сиреневыми волосами, спящие в каждом из нас, легко просыпаются и начинают нести заготовленную экскурсионную чушь про «разные периоды». Живопись говорит только то, что показывает, как и музыка — только то, что звучит. Аналогия же всегда — рассуждение неоправданное. В анализе обеих картин таится огромное количество намеков на открытия, которые предстоит еще только сделать, каждому в радость.
Такие дела.